У американского писателя Джека Лондона (1876 – 1916) есть знаменитый рассказ 1905 года, который называется «ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ». Сюжет у рассказа простой. Его герой, простой золотоискатель, переходя вброд реку, подворачивает на камне ногу. Напарник, не желая с ним возиться, уходит от него, бросает героя на произвол судьбы. И тот с повреждённой ногой бредёт по канадской тундре, рассчитывая выйти к реке, где была оставлена лодка и склад с припасами. Пока он бредёт по тундре, распухает травмированная нога. Мучимый голодом, он теряет направление, бросает добытое золото, встречается с медведем, изнашивает одежду, находит останки съеденного волками бросившего его напарника. Вступает в борьбу за выживание с преследующим его самого больным волком. Зато непростая у рассказа идея. Недаром этот рассказ характеризуется верой в человека и справедливо считается в мировой литературе «гимном человеку» и таким его качествам, как воля и мужество. Несмотря на то, что в рассказе всё время речь идёт о чисто физическом, биологическом выживании в экстремальных условиях, читатель чувствует главное: человека делает человеком не тело и физическая сила, а ДЕЛАЕТ ЧЕЛОВЕКА ЧЕЛОВЕКОМ ЕГО ДУХ, ВОЛЯ И ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ!
Есть похожий фрагмент в документально-публицистической книге французского писателя и лётчика Антуана де Сент-Экзюпери (1900 – 1944) «ПЛАНЕТА ЛЮДЕЙ» (1938), посвященной лётчику Анри Гийоме. В этом фрагменте летчик во время перелёта через Анды (горы в Южной Америке) попадает в сильный буран и вынужден приземлиться в первом же подходящем месте. В кабине самолёта, обложившись почтовыми мешками, лётчик долго пережидал метель, а затем в течение пяти дней без ледоруба и еды передвигался при сорокаградусном морозе через горные перевалы. Об этом писателе мы уже рассказывали. См., к примеру, в «ЗОВУ РИТМ», октябрь 2022, нашу статью, название которой состоит как раз из слов Экзюпери: «Встал поутру, сразу же приведи в порядок свою планету». Небольшая цитата оттуда:
- «Эти слова – цитата из повести «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери (1900 - 1944). Похоже, у нас получается почти продолжение той темы, которую затронули в статье, посвященной юбилею фильма Станислава Ростоцкого 1977 года «Белый Бим Черное ухо» (по одноименной повести Гавриила Троепольского). Наша статья о фильме называлась чуть ли не словами из повести «Маленький принц» - «Мы ответственны за тех?..» (см. в «ЗОВУ РИТМ», сентябрь 2022). Статья была на самом деле о том, как ТЯЖКО ПОКА ЛЮДЯМ С ПРОБУЖДАЮЩИМИСЯ У НИХ СИЛЬНЫМИ ЧУВСТВАМИ И РАЗУМОМ, ДАННЫМИ ИМ ДЛЯ ВЫПОЛНЕНИЯ СВОЕЙ ЕСТЕСТВЕННОЙ (ИЛИ БОЖЕСТВЕННОЙ) МИССИИ НА ЗЕМЛЕ. И О ВЕЛИКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ. А великое, оно проявляется и реализуется масштабно – на всю планету и, быть может, по значимости даже на всю Вселенную!
И вот эта наша статья (по жанру) и не статья, а просто раздумья, просто настроение, - потому что приурочена к юбилею, связанного с именем того же Антуана де Сент-Экзюпери. Потому что его наиболее известное произведение «Маленький принц» написано ровно 80 лет назад – в 1942 году!
Даже продолжаем говорить о том же – о масштабе личности, масштабе мышления и сознательности. И опять-таки масштабе ответственности – за что готов отвечать, за какой порядок готов ручаться тот или иной человек на Земле не когда-нибудь, а конкретно сегодня…»
Пожалуй, достаточно. Всю статью при желании можно перечитать в указанном номере журнала. А здесь мы об этом вспомнили по случаю другой книги Экзюпери «Планета людей» и по случаю отрывка из книги, где рассказывается о том, что ЧЕЛОВЕК ОСТАЁТСЯ ЧЕЛОВЕКОМ, ПОКА ПОМНИТ ОБ ЭТОМ. Как только забывает о человеческом в себе и о своей миссии на земле, становится игрушкой в чьих-то руках, марионеткой, которого используют другие люди, обстоятельства и прочие силы современной технократической и техногенной цивилизации. Либо просто погибает, если это в экстремальной ситуации. Фраза «испускает дух» как раз не о прекращении дыхания, а о том, как тело покидает дух жизни, душа человека.
Вот почему мы сегодня остановились на рассказе Джека Лондона «Любовь к жизни» и книге Экзюпери «Планета людей», отрывок из которой здесь предлагаем.
От редакции
ВЕЛИЧИЕ - В СОЗНАНИИ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
…Вот ты идешь в лютый сорокаградусный мороз, карабкаешься через перевалы на высоте четырех с половиной тысяч метров, у тебя нет ни ледоруба, ни веревки, ни еды, ты проползаешь по краю откосов, обдирая в кровь ступни, колени, ладони. С каждым часом ты теряешь кровь, и силы, и рассудок и все-таки движешься вперед, упорный, как муравей; возвращаешься, наткнувшись на неодолимую преграду или взобравшись на крутизну, за которой разверзается пропасть; падаешь и вновь поднимаешься, не даешь себе хотя бы краткой передышки – ведь стоит прилечь на снежное ложе, и уже не встанешь.
Да, поскользнувшись, ты спешил подняться, чтобы не закоченеть. С каждым мигом ты цепенел, стоило позволить себе после падения лишнюю минуту отдыха - и уже не слушались омертвелые мышцы, и так трудно было подняться. Но ты не поддавался соблазну.
- В снегу теряешь всякое чувство самосохранения, - говорил ты мне. - Идешь два, три, четыре дня - и уже ничего больше не хочется, только спать. Я хотел спать. Но я говорил себе - если жена верит, что я жив, она верит, что я иду. И товарищи верят, что я иду. Все они верят в меня. Подлец я буду, если остановлюсь!
И ты шел, и каждый день перочинным ножом расширял надрезы на башмаках, в которых уже не умещались обмороженные распухшие ноги. Ты поразил меня одним признанием:
- Понимаешь, уже со второго дня всего трудней было не думать. Уж очень мне стало худо, и положение самое отчаянное. И задумываться об этом нельзя, а то не хватит мужества идти. На беду, голова плохо слушалась, работала без остановки, как турбина. Но мне все-таки удавалось управлять воображением. Я подкидывал ему какой-нибудь фильм или книгу. И фильм или книга разворачивались передо мной полным ходом, картина за картиной. А потом какой-нибудь поворот опять возвращал мысль к действительности. Неминуемо. И тогда я заставлял себя вспоминать что-нибудь другое...
Но однажды ты поскользнулся, упал ничком в снег - и не стал подниматься. Это было как внезапный нокаут, когда боксер утратил волю к борьбе и равнодушен к счету секунд, что звучит где-то далеко, в чужом мире - раз, два, три... а там десятая - и конец.
- Я сделал все, что мог, надежды никакой не осталось - чего ради тянуть эту пытку?
Довольно было закрыть глаза - и в мире настал бы покой. Исчезли бы скалы, льды и снега. Нехитрое волшебство: сомкнешь веки, и все пропадает - ни ударов, ни падений, ни острой боли в каждом мускуле, ни жгучего холода, ни тяжкого груза жизни, которую тащишь, точно вол - непомерно тяжелую колымагу. Ты уже ощутил, как холод отравой разливается по всему телу и, словно морфий, наполняет тебя блаженством. Жизнь отхлынула к сердцу, больше ей негде укрыться. Там, глубоко внутри, сжалось в комочек что-то нежное, драгоценное. Сознание постепенно покидало дальние уголки тела, которое еще недавно было как истерзанное животное, а теперь обретало безразличную холодность мрамора.
Даже совесть твоя утихала. Наши призывные голоса уже не доносились до тебя, вернее, они звучали как во сне. И во сне ты откликался, ты шел по воздуху невесомыми счастливыми шагами, и перед тобой уже распахивались отрадные просторы равнин. Как легко ты парил в этом мире, как он стал приветлив и ласков! И ты, скупец, решил у нас отнять радость своего возвращения.
В самых дальних глубинах твоего сознания шевельнулись угрызения совести. В сонные грезы вторглась трезвая мысль.
- Я подумал о жене. Мой страховой полис убережет ее от нищеты. Да, но если...
Если застрахованный пропадает без вести, по закону его признают умершим только через четыре года. Перед этой суровой очевидностью отступили все сны и видения. Вот ты лежишь ничком, распластавшись на заснеженном откосе.
Настанет лето, и мутный поток талых вод снесет твое тело в какую-нибудь расселину, которых в Андах тысячи. Ты это знал. Но знал и то, что в пятидесяти метрах перед тобой торчит утес.
- Я подумал - если встану, может, и доберусь до него. Прижмусь покрепче к камню, тогда летом тело найдут.
А поднявшись на ноги, ты шел еще две ночи и три дня.
Но ты вовсе не надеялся уйти далеко.
- По многим признакам я угадывал близкий конец. Вот пример. Каждые два часа или около того мне приходилось останавливаться - то еще немного разрезать башмак, то растереть опухшие ноги, то просто дать отдых сердцу. Но в последние дни память стала мне изменять. Бывало, отойду довольно далеко от места остановки, а потом спохватываюсь: опять я что-нибудь да забыл! Сперва забыл перчатку, а в такой мороз это не шутка. Положил ее возле себя, а уходя, не поднял. Потом забыл часы. Потом перочинный нож. Потом компас. Что ни остановка, то потеря...
Спасенье в том, чтобы сделать первый шаг. Еще один шаг. С него-то все и начинается заново...
- Ей-богу, я такое сумел, что ни одной скотине не под силу.
Опять мне приходят на память эти слова - я не знаю ничего благороднее, эти слова определяют высокое место человека в мире, в них - его честь и слава, его подлинное величие. Наконец ты засыпал, сознание угасало, но с твоим пробуждением и оно тоже возрождалось и вновь обретало власть над изломанным, измятым, обожженным телом. Так, значит, наше тело лишь послушное орудие, лишь верный слуга. И ты гордишься им, Гийоме, и эту гордость ты тоже сумел вложить в слова:
- Я ведь шел голодный, так что, сам понимаешь, на третий день сердце начало сдавать... Ну и вот, ползу я по круче, подо мной - обрыв, пропасть, пробиваю в снегу ямку, чтобы сунуть кулак, и на кулаках повисаю - и вдруг сердце отказывает. То замрет, то опять работает. Да неуверенно, неровно. Чувствую - помешкай оно лишнюю секунду, и я свалюсь. Застыл на месте, прислушиваюсь - как оно там, внутри? Никогда, понимаешь, никогда в полете я так всем нутром не слушал мотор, как в эти минуты - собственное сердце. Все зависело от него. Я его уговариваю - а ну-ка, еще разок! Постарайся еще... Но сердце оказалось первый сорт. Замрет - а потом все равно опять работает... Знал бы ты, как я им гордился!
Задыхаясь, ты наконец засыпал. А я сидел там, в Мендосе, у твоей постели и думал: если заговорить с Гийоме о его мужестве, он только пожмет плечами. Но и восхвалять его скромность было бы ложью. Он выше этой заурядной добродетели. А пожмет плечами потому, что умудрен опытом. Он знает - люди, застигнутые катастрофой, уже не боятся. Пугает только неизвестность. Но когда человек уже столкнулся с нею лицом к лицу, она перестает быть неизвестностью. А особенно - если встречаешь ее вот так спокойно и серьезно. Мужество Гийоме рождено прежде всего душевной прямотой.
Главное его достоинство не в этом. Его величие - в сознании ответственности. Он в ответе за самого себя, за почту, за товарищей, которые надеются на его возвращение. Их горе или радость у него в руках. Он в ответе за все новое, что создается там, внизу, у живых, он должен участвовать в созидании. Он в ответе за судьбы человечества - ведь они зависят и от его труда.
Он из тех больших людей, что подобны большим оазисам, которые могут многое вместить и укрыть в своей тени. Быть человеком - это и значит чувствовать, что ты за все в ответе. Сгорать от стыда за нищету, хоть она как будто существует и не по твоей вине. Гордиться победой, которую одержали товарищи. И знать, что, укладывая камень, помогаешь строить мир.
И таких людей ставят на одну доску с тореадорами или с игроками! Расхваливают их презрение к смерти. А мне плевать на презрение к смерти. Если корни его не в сознании ответственности, оно - лишь свойство нищих духом либо чересчур пылких юнцов. Мне вспоминается один молодой самоубийца. Уж не знаю, какая несчастная любовь толкнула его на это, но он старательно всадил себе пулю в сердце. Не знаю, какому литературному образцу он следовал, натягивая перед этим белые перчатки, но помню - в этом жалком театральном жесте я почувствовал не благородство, а убожество. Итак, за приятными чертами лица, в голове, где должен бы обитать человеческий разум, ничего не было, ровно ничего. Только образ какой-то глупой девчонки, каких на свете великое множество.
Эта бессмысленная судьба напомнила мне другую смерть, поистине достойную человека. То был садовник, он говорил мне:
- Бывало, знаете, рыхлю заступом землю, а сам обливаюсь потом... Ревматизм мучит, ноги ноют, кляну, бывало, эту каторгу на чем свет стоит. А вот нынче копался бы и копался в земле. Отличное это дело! Так вольно дышится! И потом, кто теперь станет подстригать мои деревья?
Он оставлял возделанную землю. Возделанную планету. Узы любви соединяли его со всеми полями и садами, со всеми деревьями нашей земли. Вот кто был ее великодушным, щедрым хозяином и властелином. Вот кто, подобно Гийоме, обладал истинным мужеством, ибо он боролся со смертью во имя Созидания..
Антуан де СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ
Источник: Антуан де Сент-Экзюпери. Планета людей. 1939.
Публикация в электронном журнале «ЗОВУ РИТМ», февраль 2024